Интервью С.В.Лаврова для фильма «Я твердо все решил. Евгений Примаков» на телеканале «Россия 1» (Москва, 31 октября 2016 года)
Вопрос: Хотелось бы задать первый вопрос о развороте Е.М.Примакова (над Атлантикой). Я, честно говоря, не очень согласен с тем, что все на нем зафиксировались, что это главное событие в жизни, возможно, символ. Каково значение этого поворота? Что поменялось с ним?
С.В.Лавров: Да, символ. Важный. Я думаю, что любой поступок нужно рассматривать в контексте ситуации, которая складывалась на тот момент в жизни конкретного человека, страны, мира. Понятно, что это был период, когда в 90-х гг., сразу после развала СССР, после исчезновения Организации Варшавского договора, Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) Россия пыталась ощутить себя в новом состоянии, понять, где теперь границы, да еще одновременно испытывала внутреннее напряжение в пользу дальнейшей децентрализации и суверенизации. Как вы знаете, объявлялись республики – Уральская, Дальневосточная. Так что период был очень тяжелый. Наши партнеры (об этом многократно говорил Президент России В.В.Путин в своих последних выступлениях) восприняли все произошедшее как свою победу в «холодной войне», всячески это отрицали публично, но действовали, исходя из психологии победителей, причем победителей абсолютных. У них просто не было иной мысли о том, что Россия отныне и впредь (особенно с учетом того, кто пришел в то время руководить экономикой и внешней политикой) будет у них в кармане. Все, что нужно делать Западу, Россия будет послушно исполнять.
Когда Е.М.Примаков пришел в публичную политику после работы в Службе внешней разведки в Министерство иностранных дел и позднее, когда он стал премьер-министром, общаясь с зарубежными партнерами он все это пропускал через себя. Я думаю, у него сложилось четкое впечатление от общения с огромным количеством коллег на постах министров иностранных дел, глав правительств из западных стран, очень четкое ощущение того, как нас воспринимали в тот период. Безусловно, уже сам его авторитет, когда он пришел в Министерство иностранных дел, в публичную политику, выправлял многие перекосы в головах наших западных партнёров. Но стержень, который в них сформировался после развала СССР – «что хочу, то ворочу, если кто и скажет мне что-то поперек, то ничего не сделает», ‒ был еще очень и очень серьезным. Е.М.Примаков прекрасно понимал, что исходя из своей географии, истории, которая писалась кровью и потом наших предков, своей, если хотите, политической культуры, Россия не могла быть ведомой в международных делах, и любые ощущения об обратном - это короткая аномалия, которая не могла длиться долго.
Поэтому когда глубочайший патриот своей страны, опытнейший политик, великий государственный деятель, человек с огромной интуицией, с энциклопедическим образованием, с пониманием процессов узнал, что США решили начать бомбежки Союзной Республики Югославия, то он не видел для себя возможности продолжать «бизнес как обычно», лететь к вице-президенту США А.Гору на какой-то важный, но достаточно рутинный переговорный раут. Разворот стал напоминанием о том, что у России не может быть иного предназначения в мире, кроме как отстаивать свою правду, делать это вместе с другими державами, но обязательно добиваясь равноправных отношений и взаимовыгодных договорённостей.
Агрессия против Югославии была, конечно, именно агрессией. Кстати, это было первое вооруженное нападение в Европе на суверенное государство после 1945 года. Если уж мы об этом заговорили, сейчас на фоне того, что происходит вокруг Сирии, наши западные партнеры, прежде всего американцы, да и британцы, уже доходят в своей истерике до публичных оскорблений, употребляя такие слова, как «варварство», «военное преступление». Напомню, агрессия против Союзной Республики Югославии была сопряжена с атаками на огромное количество гражданских объектов, включая, между прочим, телевидение Сербии, мосты, по которым шли гражданские пассажирские поезда, и многое другое. Тысячи погибших, из них несколько сотен детей, четверть миллиона беженцев, о которых никто с тех пор больше не вспоминал. Если бы Россия в лице Е.М.Примакова не отреагировала бы так, как он отреагировал на это грубейшее нарушение международного права, то мы, наверное, себе бы потом этого не простили еще очень долго, и наша история пополнилась бы очень неприятной страницей. Он сделал так, что Россия проявила свой характер и заняла единственно правильную позицию на тот момент.
Вопрос: Вы помните, как жило Министерство иностранных дел в 90-е годы. Что изменилось с 1996 г.?
С.В.Лавров: Я наблюдал жизнь Министерства иностранных дел, вернувшись из командировки в 1988 г. и до 1994 г., когда уехал на работу в Нью-Йорк в качестве Постоянного представителя при ООН. Конечно банальность, но внешняя политика это всегда продолжение внутренней, и обеспечение внешней политики - это всегда производное от того, насколько страна обеспечена внутри. Обеспеченность была слабой, чтобы не сказать просто удручающей: денег не было, сплошные долги. Конечно, все это сказывалось на общей обстановке в МИД: зарплаты низкие, содержание здания оставляло желать лучшего и престиж профессии дипломата был серьезно подорван. Многие уходили в бизнес, хотя потом разочаровались, потому что уходили в бизнес на любую работу. Переводчик, встречающий зарубежных партнеров в аэропорту, получал в пять, а то и в десять раз больше, чем он получал в качестве второго секретаря в МИД, и был доволен. Но потом, через несколько лет, большинство из этих людей приходили назад. Они понимали, что одно дело работать на аналитическом фронте, реализовывать свои способности и знания, полученные в МГИМО и в других высших учебных заведениях, а другое дело быть «мальчиком на побегушках» за неплохие деньги. Помимо того, что был отток из Министерства кадров среднего звена, которые должны были пополнить руководящую прослойку, студенты МГИМО, когда оканчивали Университет, с неохотой поглядывали в сторону МИД, рассчитывая, что где-то в других сферах жизнедеятельности государства смогут найти свое приложение. Также, кстати сказать, во многом притягательным для них был российский бизнес. Жизнь была не очень благополучной. Когда Е.М.Примаков пришел в Министерство иностранных дел, сразу стало ясно, что он прекрасно понимает, что нужно делать, как в общем-то и везде, где бы он ни оказывался: в журналистике, разведке, в руководстве научных институтов, в парламенте. Он везде сразу видел те «колесики», которые движут коллективом, глубоко понимал настроение коллектива. Он очень доверял людям. Он никогда не «рубил с плеча» и не устраивал кадровых революций. Я разговаривал с коллегами из других структур, где он работал. В МИД было тоже самое. С ним пришли два-три помощника, его ближайших соратника, которые знали его потребности в организации производственного процесса. Все остальные сотрудники, делавшие уже при нем «примаковскую» внешнюю политику, были кадровые сотрудники МИД, которых он по-своему, с точки зрения своего понимания задач, расставил, нацелил и сориентировал. Безусловно, особое внимание он уделял повышению материального обеспечения с точки зрения денежного содержания дипломатов и обеспечения всей деятельности Министерства иностранных дел. При нем вздохнули облегченно, стал укрепляться престиж, и отток из Министерства прекратился.
Вопрос: Была ли настороженность с его приходом? Пришел человек из разведки, может быть, мы станем исключительно давать отпор империалистам, загнемся. Были ли такие настроения?
С.В.Лавров: Вы знаете, нет. Как раз в годы работы Евгения Максимовича директором Службы внешней разведки мы уже установили очень тесные отношения между Министерством иностранных дел и его коллективом. Он, наверное, стал первым, кто возглавлял эту службу под разными названиями: Первое главное управление потом стало частью центральной службы, что делало разведку не полностью закрытым механизмом. Я помню, что среди тех новшеств, которые он ввел в практику, были доклады Службы внешней разведки по самым актуальным темам того периода, например, по проблематике контроля над ядерными вооружениями. Когда развалилась ядерная держава, и не был до конца еще урегулирован вопрос с ядерным оружием, которое оставалось на Украине, в Казахстане и в Белоруссии, Служба внешней разведки выпустила очень добротный и качественный, не просто информационный доклад, а доклад с рекомендациями. Это было новеллой того времени.
Я помню, как мы сотрудничали с нашими коллегами в проработке всех этих рекомендаций, в их дальнейшей подготовке для доклада руководству. Это один из примеров.
Помимо прочего, Евгений Максимович ввел в традицию дружеские вечера – члены коллегии МИД и члены коллегии Службы внешней разведки. Приглашал на территорию внешней разведки в здание, где, по-моему, размещалась пресс-служба. Это было до его назначения в МИД. Его черта характера – любовь к жизни и общению, стремление всегда найти единомышленников, тоже очень помогла помимо его рабочих качеств, для сближения с нашим коллективом. Поэтому он вошел в него и влился абсолютно органично и также органично его возглавил.